Более половины — 57% — взрослых украинцев не считают себя счастливыми в личной жизни. Причины этого скорее не экономические, а культурологические.
В ноябре-декабре 2011 года международная социологическая ассоциация WIN-Gallup International провела очередной всемирный опрос «Глобальный барометр надежды и отчаяния» (Global Barometer on Hope and Despair). Такие опросы проводятся с 1977 года, однако прежде они были сосредоточены на перспективах экономики. Особенностью исследования, проведенного в конце прошлого года, стало то, что респондентам впервые задавался прямой вопрос: «Вы лично чувствуете себя счастливым, несчастливым или ни счастливым, ни несчастливым в своей жизни?»
Для жителей Украины результаты этого исследования примечательны в двух отношениях. Во-первых, индекс счастья (разность между процентными долями счастливых и несчастливых) в Украине составил менее 30 (около 43% счастливых и почти 14% несчастливых) при среднемировом значении 40 (53% против 13%). Во-вторых, респондентам задавался и традиционный вопрос о том, каким, по их мнению, будет 2012 год по сравнению с 2011-м: годом экономического процветания, экономических трудностей или же годом без заметных перемен. Хотя глобальный индекс экономической надежды (разность между процентными долями оптимистов и пессимистов) оказался лишь чуть ниже нуля, остановившись на значении -2 (годом ранее было +2), в Украине он опустился до -48 (в конце 2010 года было -38). Таким образом, Украина попала в самую унылую категорию наименее счастливых и наиболее безнадежных стран.
Есть ли рецепт счастья
Задумывая этот опрос, его авторы, по их собственному признанию, хотели выяснить: что же делает людей счастливыми? С этой целью они искали корреляции между индексом счастья и другими характеристиками. Наверное, самым нетривиальным результатом оказалась очень слабая связь между индексом счастья и уровнем жизни в стране. Если взять так называемый золотой миллиард, то есть население самых богатых стран (это, в частности, США и Канада, западноевропейские государства, Австралия, Япония, Южная Корея, Гонконг), то у него индекс счастья 42,9, а у остальных землян 35,5, что представляется весьма незначительной разницей по сравнению с различиями в уровне жизни. Как отмечают авторы исследования, «заставляет вас чувствовать себя счастливым» не то, действительно ли у вас много денег, а то, считается ли эта сумма большой в вашей стране. У тех, кто в своей стране относится к самым зажиточным 20% населения, индекс счастья в среднем по планете оказался равным 51, а у тех, кто входит в число самых бедных 20% жителей своей страны, этот индекс составил только 27.
Те факторы, которые влияют на этот относительный уровень доходов, тоже достаточно сильно коррелируют с индексом счастья. Так, самое низкое значение этого индекса — всего лишь 20 — получилось у безработных, 34 — у пенсионеров. При отсутствии среднего образования индекс счастья равен 33, а при наличии высшего — 44. А самая неожиданная корреляция обнаружилась между счастьем и религией. У католиков и протестантов индекс счастья оказался одинаково высоким — 54, у тех, кто отнес себя к каким-либо течениям иудаизма, индуизма, ислама и буддизма, — соответственно 50, 43, 42 и 35. В то же время особенно низкий индекс счастья оказался у тех, кто не дал никакого ответа (не определился в самоидентификации или отказался отвечать) — 30, у православных — 28, наконец, у атеистов — 27.
Столь большой разрыв между католиками и протестантами, с одной стороны, и православными — с другой выглядит тем более загадочным, что его нельзя объяснить разницей в уровне жизни между странами — как уже было отмечено, эта разница очень слабо влияет на индекс счастья. А значит, разгадку следует искать не в денежной и материальной сфере, а именно в сфере культурной и духовной.
Заслуги государства
Не будем вдаваться в богословские тонкости, хотя последние проявились, например, в том незаурядном факте, что западная ветвь христианства оказалась благоприятной почвой для духовных поисков и культурных свершений эпохи Возрождения, в системе ценностей которой на первый план вышло именно счастье человека, — в отличие от восточной ветви, которая была склонна возводить в идеал аскезу (особенно это относится к традиции исихазма, продолжателем и восстановителем которой на украинских, молдавских и румынских землях в XVIII веке был знаменитый уроженец Полтавы Паисий Величковский). Не менее существенные расхождения в целеполагании и смыслополагании человеческой жизни есть и между католицизмом и многообразными протестантскими течениями (о чем доходчиво рассказал еще в 1905 году немецкий социолог Макс Вебер в работе «Протестантская этика и дух капитализма»), однако, как видим, католикам и протестантам их вера, пусть и весьма несхожими способами, одинаково успешно помогает находить земное счастье.
Возможно, большее значение, чем расхождения в вероучении, имеют различия между христианскими конфессиями в их отношении к государству. Жизнь не только протестантских, но и католических церквей в XIX и тем более в XX веке все в меньшей степени зависела от светских властей. Это обстоятельство, кстати, служит для этих церквей неслабым стимулом к тому, чтобы «идти в ногу со временем». К примеру, католическая церковь еще в 1951 году официально признала космологическую концепцию Большого взрыва (хотя она в то время еще вызывала жаркие споры среди специалистов-физиков), в 1960 году «назначила» небесного покровителя для пиарщиков (знаменитого проповедника XV века Бернадина Сиенского), затем «поручила» покровительствовать астронавтам святому Христофору (он покровитель всех путешественников и работников транспорта, а также дорожной полиции), а в 2003 году папа Иоанн Павел II официально назвал покровителем пользователей компьютеров и Интернета святого Исидора Севильского, который уже давно числится покровителем учеников и студентов (в начале VII века он написал 20-томную «Этимологию» — по сути, первую в мире энциклопедию, а значит и прообраз Википедии).
Православным церквям, прежде всего в России и Украине, как в царское время, так и при советской власти приходилось ориентироваться на государство. За последние двадцать лет в этом плане мало что изменилось. Светские власти стараются как только могут использовать церкви для «строительства государства», а паче всего — для укрепления своего собственного положения. Церкви, в свою очередь, чают от государства всевозможного содействия — и не только в возврате «своих» храмов, но и в противодействии распространению харизматических конфессий и псевдохристианских сект. А отдельные представители епископата УПЦ Московского патриархата неоднократно предпринимали попытки посредством светских властей (государственных и муниципальных) воспрепятствовать строительству грекокатолических храмов (например, в Киеве и Одессе) и мусульманских мечетей (например, в Симферополе и Белой Церкви).
Когда церковь многого чает от государства, не удивительно, что и чаяния прихожан обращаются по тому же адресу. К тому же за годы советской власти жители бывшего СССР основательно привыкли надеяться на государство, а не на себя. Если добавить к тому же слабость и поверхностность веры — еще одно наследство советской эпохи, с ее официально исповедовавшимся атеизмом, — и получается тот удивительный феномен, что православным их вера помогает быть счастливыми не больше, чем атеистам их безбожие.
